Сон? Нет! - Олег Тупицкий

«Лишь только для того, чтобы извлечь…»

Лишь только для того, чтобы извлечьили смарагды, или изумруды(что суть одно, но не об этом речь),ворочать слов немыслимые груды.Перемывать отвалы. Плавить рудыжелезные. Хлеба и булки печь.А после в одночасье от простудыскончаться и под памятник залечь.

Мы на планете – плесень и парша.Нам через поколение едва липоверит кто-то, что и мы пылали,и стоили поболее гроша.

– Да, – скажут, – было тело. А была ливзыскующая вечности душа?

«Теряю выражение лица…»

Теряю выражение лица,под пятками утрачиваю почву.Со счёта сбился, сколь ночей воочьюне вижу Ориона и Тельца.

Сонет слепил, а он по швам трещит.Подсунул музе – изорвала в клочья,охаяла и подняла на щитв таких словах, что ставлю многоточья.

Крылатый мой скакун зашился в стойло,жрёт сено и копытом не стучит.По пятницам в тоске лакаю пойло —пить невозможно, просто факин шит.Где Комарово? Шахматово? Тойла?

Ну, кто-нибудь на помощь поспешит?

«И как ещё только жива…»

И как ещё только живанесчастная наша планета,когда передоз це-о-двастрашнее ствола пистолета?

Плутоний, дейтерий, дрова —чем будет надежда согрета,не скажет людская молва,не знают скрижали завета.

Настырно вгоняю словав прокрустово ложе сонета,тяну, ампутирую – этодаёт кой-какие правасебя принимать за поэта,но кругом идёт голова.

«На улицу выйду морозным…»

На улицу выйду морознымвоскресным декабрьским денькоми буду предельно серьёзнымсо всеми, кто мне незнаком.

Я маленьким детям и взрослым,осыпанным первым снежком,могу показаться курьёзнымс огромным заплечным мешком,похожим на Деда Мороза.но без бороды и усов,стремительнее паровозаспешащим на праздничный зов.

Какая нелепая поза —прожить, не подняв парусов…

«Имею законное право…»

Имею законное правопо жизни и по судьбеидти против шерсти направо,налево оставив толпе.

Какая мне разница, право —на берег другой приведётпаромная ли переправа,не видный ли с этого брод.

Отвечу за каждое слово,за каждый зигзаг на пути.Пускай понаплёл я пустого,чего б и не надо плести —прости меня, Боже, слепого.Таким уродился. Прости.

«Мы слов Его не поняли, увы…»

Мы слов Его не поняли, увы:– Очнитесь, маловерные невежды.Душа и тело пищи и одеждыне больше ли? О том забыли вы?

И лишь тогда узнаем наяву,когда возьмут к последнему ответу,что сыну человеческому нетуна свете места приклонить главу.

Кому не лень незнамо сколько летмне тычут в нос Рокфеллера и Креза:мол, денег нет, недвижимости нет.

На это у меня один ответ:– Как сталь по преимуществу железо,так я по преимуществу поэт.

«Бессонница. Когда же утро?..»

Бессонница. Когда же утро?Не возбуждает неглиже —какая, к чёрту, Камасутра,когда сомнения в душе.

Часы постукивают нудно.Ворочаюсь, как на еже,и вскакиваю поминутнопочти в истерике уже.

Быть может, правильно и мудро,что жизнь – не мёд и молоко,что всё так омутно и мутно,и до рассвета далеко?

Ох, мысли про житьё-бытьё,переходящие в нытьё…

«Один – полцарства за кобылу…»

Один – полцарства за кобылу,другой – полжизни за мечту,но, вспоминаю, дело было:я замер, как на взлёте Ту,неторопливо разбежался,непринуждённо полетел.И вслух никто не обижался,что я достиг, чего хотел —парил без крыльев за плечами,едва руками шевеля.Внизу, на отмели песчаноймоллюски вили вензеля.

Господь не выдумал печальней,чем белорусская земля.

«Я даже с ветра поле…»

Я даже с ветра полесорвал бы барыши,когда о горькой долеслабал бы от души,о том, что в мыслях режевспухают мятежи,и за окном всё те жевороны да стрижи.

Как лошадь на манежезаученно кружи,но не забудь – понежезаточены ножи,жить муторно в неволебез веры в миражи.

«Не затяну Аве, Мария…»

Не затяну Аве, Мария,чтоб слышно было за версту,не всхлипну, как Иеремия —все эти звуки в пустоту.

Не княжил я во дни былые,меня не ростренакусту.Замкнув ряды передовые,я не погибну на посту.

Я закопался в суету.Под солнцем это не впервые.Мою привычную кнутутрудоголическую выюнамяли дрязги бытовые,похерив всякую мечту.

«Его просили: «Дай нам днесь…»

Его просили: «Дай нам днесь…»И он двенадцати коллегамсказал: «Вы им подайте есть,сим голодающим калекам».

А мы живём сейчас и здесь,но к небу глаз поднять не смеемлишь потому, что был осмеянпринёсший в мир благую весть.

Ошибкам нашим счёту несть.Мы суетливы и бездарны.Нам эту ношу вечно несть.

Воспримем по заслугам честьи будем тихо благодарныза то, что Он меж нами есть.

«Меня до слёз пробило на хи-хи…»

Меня до слёз пробило на хи-хи.Циничней, чем патологоанатом,могу прилично, а могу и матомизобразить, как пишутся стихи.

О том немало всякой чепухиповедано доселе нашим братом.Не верьте – брешем языком богатым,как рыбаки, отведавши ухи.

Всё много прозаичнее. Накатомприходят, аномалией природнойявляются и давят массой всей.

И, если не случились плагиатом,то остаются в памяти народнойнавечно, как дерьмо и Енисей.

«Ошибка в том или вина…»

Ошибка в том или вина,что нежная моя природапод микроскопом не виднаи увядает год от года.

Кому теперь она нужна,такая стрёмная хвороба?В ней ни гламура нет, ни стёба,и пользы тоже никакой.

Осталось выйти на покойи спрятаться за крышкой гроба —там ненасытная утробав своём величии смешна,и даже толстая мошначервям могильным неважна.

«Когда бесплодная зима…»

Когда бесплодная зимаопустошительным набегомгнетёт безжалостно и снегомпытает стылые дома,я понимаю, что самасобой поэзия напрасна,но праздностью своей прекрасна.

Игра капризного ума,она является всегдаиз ничего, из ниоткудаи утоляет, как вода.

Срамно, что, призывая чудо,я осторожней, чем Фома,и лицемерней, чем Иуда.

«Тому назад почти две сотни лет…»

Тому назад почти две сотни летневдалеке от папского престола,пока не помер, жил один поэтпроисхожденья самого простого.

Других таких и не было, и нет.Как до и после многие поэты,он в стол писал скандальные сонеты —две тыщи с лишним как один сонет.

Однако что-то сдвинулось в природенечаянно. Певец простонародьяперековался на иной манер.

На небеси – те просто ***:«Синьор Джузеппе Джоакино Беллив цензуре верно служит? Лицемер…»

«Простые радости люблю…»

Простые радости люблю,и потому не вижу прокаслужить целковому рублю.Ходили. Гиблая дорога.

Он не один в окошке свет.Приятнее в жару на речкепозагорать, в мороз на печкепогреться. Жалко, печки нет.

Но надобно иметь доходы.От воскресенья до субботы,как жёрнов мельничный, кружусь.

И нипочём не побожусь,что до предсмертныя икотыот слов своих не откажусь.

«Ты бросил семя, и взошёл росток…»

Ты бросил семя, и взошёл росток,по нашим временам довольно странный,без явной тяги к почве иностраннойи с влажными глазами на восток.

Твой голос я. Твой глиняный свисток.Простая, незавидная музыка.Уж лучше так, чем вовсе безъязыко.Удел немых заведомо жесток.

Пусть отвернутся други и родня,преследуют обиды о напасти,кошмары ночи и заботы днятерзают тяжело и рвут на части —не оставляй очаг мой без огняи в день седьмой не забывай меня.

«Негаданно февраль ворвался в дом…»

Негаданно февраль ворвался в дом.Очередной постылый день рожденьяисчез в морозном небе голубом,как морок и простое наважденье.

Зима сама в бессилии своёмсошла на нет. На том и порешили —коль эту худо-бедно пережили,Бог даст, и не одну переживём.

Что там ещё осталось до весны?Пустяк. Всего каких-то три недели.И не заметишь – разойдутся вмиг.

Воронам тесно в кроне у сосны.Эй, чёрные! Уймитесь, в самом деле!Не подобает каркать на своих.

«В прах вдунул жизнь и поместил в саду…»